Пустые слова: краткая история термина «нация»

Политические термины не являются идеологически нейтральными, но, напротив, чаще всего являются инструментом актуальной политической борьбы или выражением существующей в обществе системы властных отношений. Вот обзор работ, крупнейших современных исследователей политической истории. Давайте выясним, что те или иные термины означали в разное время и что за ними стоит сейчас.

Предполагается, что избиратели и граждане страны в точности понимают язык, на котором с ними разговаривает политик или государственный деятель, и таким образом могут понять, что их ожидает в будущем или что они уже имеют в настоящем. От политических терминов, в таком случае, требуется объективность и ясность, принимая во внимание, что политический язык является, помимо прочего, важным инструментом политической социализации и образования. Однако при ближайшем изучении выясняется, что одни и те же слова означали разные, часто противоположные вещи в зависимости о того, кто и в какое время их употреблял.

Нация

В классическом римском употреблении, которое проходит через все средневековье вплоть до Нового времени, natio, в противоположность civitas, означает объединение людей на основе общего происхождения, не имеющего поначалу политического измерения.

Историк Алексей Миллер указывает, что вначале XVIII века слово «нация» появляется в различных российских документах как заимствованное — чаще всего в значении этнической общности и государственной принадлежности. Великая французская революция внесла ясное политическое содержание в понятие нации, что было позже перенесено и в русскоязычное употребление. Слово «нация» вызывала устойчивые ассоциации с национальным суверенитетом и национального представительства, образовавшимися после Французской революции, поэтому Уваров в своей знаменитой триаде («Православие, Самодержавие, Народность») употребил семантически пересекающееся с ним понятие «народность», связав последнее с принципом консерватизма и лояльности власти. В 1840-х годах Белинский писал о соотношении понятий нации и народа, что народ обозначает только низший слой государства, в то время как нация — это «совокупность всех сословий».

Эрнест Геллнер является одним из первых исследователей нации, который применил модернистский подход к изучению этого понятия. До индустриализации человечество жило в замкнутых сообществах, массы занимались ручным трудом, в процессе работы общались в одном и том же кругу. В агрописьменном обществе культура является выражением внутренней дифференцированной статусной системы со своими сложными, переплетающимися властными отношениями. Культурные отличия каждой социальной группы служат дезинтеграции в таком обществе. В индустриальном обществе уже появляется потребность в универсальном работнике с его способностью к перемещению. Набирает силу образование, письменная культура, национальный язык, объединяющий множество отдельных сообществ внутри государства. Индустриальное общество предполагает новые способы коммуникации, которые не зависят от повседневного общения внутри замкнутых локальных сообществ. Труд перестает быть физическим и становится семантическим. Таким образом, появляются более универсальные массовые информационные каналы, через которые передаются стандартизированные, независимые от местного контекста сообщения. Это и есть новая, стандартизированная культура, объединяющая людей.

«Аристократия представляла своеобразную «нацию» перед лицом двора, то есть, по сути, являлась единственным представителем той ранней формы нации, доступ к которой еще не был получен широкими массами населения».

Роль по стандартизации культуры на тот момент могло взять на себя только государство, поэтому каждая отдельная культура стремилась обрести государственность. Геллнер считает, что нации начали возникать в XIX веке. Уже к 1848 году культурно-лингвистические границы стали коррелировать с политическими, а легитимность политической власти стала определяться соотнесенностью с понятием «нация». В новом индустриальном обществе становится важным постоянный экономический рост, который, в свою очередь, зависит от эффективности каждого работника. В такой ситуации невозможна старая социальная структура, в которой положение индивида устанавливалась не по его эффективности как работника, а по происхождению.

По мнению Юргена Хабермаса, успех национальных государств в XIX веке обусловлен тем, что тандем бюрократии и капитализма (государству нужны налоги, капиталу нужны юридические гарантии) оказался наиболее эффективным средством для социальной модернизации. Феодальное общество основывалась на системе привилегий, дарованных монархом, нуждающимся в налогах и регулярной армии. Аристократия представляла своеобразную «нацию» перед лицом двора, то есть, по сути, являлась единственным представителем той ранней формы нации, доступ к которой еще не был получен широкими массами населения. Впоследствии именно национальное сознание оказалось мощным стимулом к росту политической активности масс, приведшей к демократическому преобразованию общества. С другой стороны, в процессе подготовленного мыслителями Просвещения отделения церкви от государства появилась необходимость новой легитимации власти.

В до национальном государстве принадлежность гражданина определялась только лишь подчинением монархической власти. Теперь же быть гражданином означало не быть подданным монарха, а прежде всего, принадлежать сообществу равноправных граждан. В индустриальную эпоху появились новые, несословные принципы социальных связей. Для того чтобы подтолкнуть население страны к поддержанию новых социальных связей во имя абстрактных прав и свобод после утверждения нового типа государственного устройства, ознаменовавшегося Американской и Французской революциями, послужила идея нации, обладающей единой культурой и историей. Интеллектуалы — философы, литераторы, художники — начинают тщательно конструировать романтические мифы и традиции, соответствующие «духу нации».

В своей работе «The invention of tradition» Эрик Хобсбаум убедительно показывает, как потребность в национальном мифе удовлетворялась с помощью изобретения традиций. Традиция дает любому изменению санкцию прецедента в прошлом, выражая, прежде всего, соотношение сил в настоящем (как, например, претензия на территорию, исторически якобы принадлежащую предкам). Благодаря традиции эти притязания становятся бессрочными, поэтому от традиции требуется инвариантность (что отличает ее от более гибких и изменчивых обычаев). Как только те или иные практики теряют свою практическую функцию, они превращаются в традицию. Традиция создается в процессе ритуализации и формализации с помощью многократного повторения и отсылки к прошлому. Современные символы Шотландии — килт и «национальная» музыка, исполняемая на волынке, которые, по идее, должны указывать на что-то древнее, на самом деле, являются продуктом современности. Распространение шотландских килтов и клановых тартанов произошло уже после союза с Англией 1707 года, а до этого, в еще крайне неразвитой форме, считались у большинства шотландцев выражением грубости и отсталости кельтских горцев (хотя, даже горцы не находили в них ничего особенно древнего и отличительного для их культуры).

«Андерсон рассматривает появление нации как глубинное изменение в картине мира, в восприятии времени и пространства. Нация становится новой формой религиозного сознания».

До конца XVII века вообще, в сущности, не существовало горцев как культурной общности. Западная часть Шотландии была крайне близка, культурно и экономически, Ирландии и являлась, по сути, ее колонией. В XVIII-XIX веках происходит отторжение ирландской культуры и конструирование единой шотландской нации, в том числе, при помощи искусственного создания горской традиции. Народный эпос шотландских кельтов создается на основе ирландских баллад, для чего специально Джемсом Макферсоном в середине XVIII придумывается «кельтский Гомер» Оссиан (по его задумке, народный эпос кельтов был украден ирландцами в позднее Средневековье). Распространившиеся в Германии, Франции и США в XIX веке национальные символы — флаги, памятные даты, публичные церемонии, памятники — являются частью той «социальной инженерии», которая, изобретая традицию, создает нацию.

Бенедикт Андерсон утверждает, что нация — это такое «воображаемое сообщество», ограниченное и суверенное, которое возникает по мере убывания власти церкви и династий. Воображаемо оно потому, что все члены сообщества никогда не смогут узнать друг друга, как, например, жители одной деревни. Образ общности принадлежит именно области воображения, не имея никакого конкретного, материального выражения. Нация рождается с разрушением трех ключевых представлений: во-первых, о сакральности особого письменного языка, который дает доступ к онтологической истине, во-вторых, о естественности организации общества вокруг центров (монархов, власть которых имеет божественное происхождение) и, в-третьих, представление о времени, в котором космология неразрывно связана с историей, а происхождение людей и происхождение мира идентичны. Решающую роль в формировании нации сыграло, по мнению Андерсона, то, что он называет «печатным капитализмом», когда благодаря рыночному буму произошло широкое распространение печатной литературы на национальных языках. Именно капитализм, считает Андерсон, как ничто другое способствовал собиранию родственных диалектов в унифицированные письменные языки.

Андерсон рассматривает появление нации как глубинное изменение в картине мира, в восприятии времени и пространства. Нация становится новой формой религиозного сознания, имея историческую протяженность, в которой индивид, причисляя себя к нации, обретает воображаемое бессмертие. Нация мыслится как что-то, не имеющее начала и конца, но пребывающее в вечности. Язык же соединяет прошлое с настоящим, придает нации видимость «естественности».

Пример современного употребления:

«Благодаря объединяющей роли русского народа, многовековому межкультурному и межэтническому взаимодействию на исторической территории российского государства сформировалась уникальная цивилизационная общность — многонародная российская нация, представители которой считают Россию своей Родиной. Россия создавалась как единение народов, как государство, системообразующим ядром которого исторически выступает русский народ. Цивилизационная идентичность России и российской нации основана на сохранении русской культуры и языка, историко-культурного наследия всех народов России». Стратегия национальной политики РФ до 2025 года.

Список литературы:

Э. Геллнер. Нации и национализм
А. Миллер. Империя Романовых и национализм
Ю. Хабермас. Политические работы
Э. Хобсбаум. The invention of tradition
Б. Андерсон. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма.